Часть 4. Снова вместе - Disciples - Библиотеки Невендаара

Вне себя от стыда и злости, Дарий мерил шагами тесный каменный мешок камеры. Сцепив руки за спиной, он бродил из угла в угол, мстительно пиная расстеленную на полу, свежую солому. От ударов взвивались в воздух облачка соломенной пыли. Невидимые в пляшущем свете коптящей плошки, они рассеивались по камере, попадали в нос юноши, заставляя его отчаянно чихать. Чихая, Дарий злился ещё сильнее, и все повторялось по новой. Ушибы, ссадины и переломы уже не болели, тело, исцеленное сухими ладонями приписанного к тюрьме жреца, переполняла сила, но уязвленную гордость не смог бы исцелить и сам Всевышний. Обида на собственное бессилие, на неспособность защитить доверенного его опеке младшего брата терзала душу Дария - Thailand s Bold Move: Tax Crypto Trading.

- Я не смог, я ничего не смог. Я жалок и ничтожен. Они пришли и забрали брата, наш дом, нашу жизнь. Как будто меня и не было там! Меня! Благородного наследника фамилии Готспир, забили сапогами, как холопа! Нет прощения моей слабости, наивности глупости. Я должен был тренироваться все это время, не спать, не нежиться в бассейне, не тратить время на бесполезные свитки. Я должен был стать сильнее, чтобы защитить семью или погибнуть в бою обменяв жизнь на дюжину врагов! Ненавижу! Ненавижу себя, их, всех! Поганые, безродные псы, если бы только отец был с нами. Если бы только… - Дарий остановился и прислушался. С улицы донесся загадочный звук, будто хлопнуло на ветру огромное знамя, а затем скрежет метала о камень мостовой.

- Что это? – юноша удивленно подошел к забранному прутьями окошку и тут же отпрянул. Через оконный проем в камеру заглянул гигантский глаз. Око внимательно изучило Дария с ног до головы, задорно подмигнуло и скрылось. Мощный женский голос произнес: Отойди-ка от окна птенчик.
- Я не птенчик! – попытался возмутиться Дарий, но его возглас протеста потонул в гулком звуке удара, расколовшего стену темницы. Кладка треснула и обрушилась внутрь камеры, а вслед за каменной лавиной в камеру вошла закутанная в серый плащ не то странница, не то нищенка.
- Ты свободен сын. Я пришла за тобой. – Услышал, юноша, до боли знакомый голос.

- М… Миледи, я не оправдал ваших надежд, - едва сумев подавить порыв броситься на шею матери, совсем по-рыцарски ответил Дарий. – Наш дом захвачен инквизицией, и я не имею представления, где искать брата. Я не заслуживаю прощения, но дайте мне шанс отомстить врагам!
- Ты сделал немало для своих двенадцати лет, сын. Не стыдись поражения. Никто из нас не был готов к тому, что произошло. – Подойдя к юноше, Анна подняла его опущенную голову, нежно коснувшись пальцами подбородка. – Не тревожься, теперь у нас есть могущественный союзник, мы спасем Ария, и покинем этот город навсегда. Анна обняла сына.

- Но как же отец, мама? Что с ним? – Прошептал он.
- Отца не вернуть, ничего не вернуть, теперь мы одни, сынок. – Так же тихо ответила она.

Еще мгновение они стояли, обнявшись, спасаясь от нахлынувшего одиночества, а затем Анна отпустила сына и обернулась к пролому. Сквозь дыру в стене Дарий заметил с умилением глядящую на них великаншу. Облаченная в боевой доспех, она, стояла, сложив руки на груди и слегка склонив голову набок.
- Позволь представить тебе нашего союзника, сын. Её имя Алия. Она милостиво согласилась помочь мне, по старой дружбе. Именно она освободила тебя.
- Благодарю вас, миледи! – Поклонился титану Дарий. – Я непременно верну вам этот долг при первой возможности.
- Ох, птенчик, - шумно выдохнула Алия, - ты еще очень мал, я надеюсь, такая возможность представиться тебе не скоро. А теперь нам пора уходить, впереди много дел.
Задетый столь вопиющей снисходительностью, Дарий собрался было немедленно доказать неправоту союзника, но заметив поднесенный к губам матери указательный палец, временно смирился, пообещав себе вернуть и этот долг. Титан подхватила его и аккуратно спустила со второго этажа темницы на тротуар. Стоящие тут же, у изгороди, предусмотрительно купленные по дороге лошади, приветливо всхрапнули. На пороге тюрьмы, словно сморенные внезапной сонливостью лежали четверо охотников на ведьм.
- Я едва верю в это спасение, сколь сладка воля! – Восхищенно произнес Дарий, всего за несколько часов познавший цену свободы. – Но каким чудом вам удалось справиться с охраной? Это какая-то магия?
- Я лишь хлопнула в ладоши. Когда мы выберемся за стены города, я покажу тебе еще один славный фокус, напомни мне об этом птенчик, – добродушно улыбнулась Алия.
- Непременно, миледи, но перестаньте меня называть птенчиком. Мое имя Дарий Готспир!
- Прошу прощения за назойливость, но не могли бы вы повторить фокус со стеной для меня? – вежливо поинтересовались из окошка по соседству со вскрытой камерой.
- Хорст! Это друг, Алия, благородный рыцарь и добрый человек, помоги ему, пожалуйста, сегодняшним спасением я во многом обязана ему. – Узнала голос Анна.
- Я живу рядом с людьми вторую сотню лет, но кажется, никогда не сумею понять ваши привычки. – Пожала громадными плечами Алия. – Отчего вы предпочитаете держать благородных, добрых людей в клетках? Поберегись рыцарь! – Титан замахнулась и ударила в стену, ребром ладони. Вертикальная трещина рассекла камень. Одно нажатие могучих дланей и кладка провалилась.
- Слава добрым союзникам! – провозгласил извлеченный из камеры Хорст, очутившись на мостовой. - Однако мне не приходилось слышать, что бы титаны были способны на что-либо подобное. Всем известно – вы мастера рукопашного боя, не признающие оружия, но колоть камень голыми руками, не оставляя следов…
- Вспомогательные войска к вашим услугам, сер рыцарь, - козырнула Алия. – У каждого народа есть свои секреты. А теперь я покину, вас. В случае удачи, как условлено, встретимся у моего дома.

Хорст внимательно посмотрел в спину уходящего титана, понимающе кивнул и развернулся к Анне. - Рад, что вам удалось бежать миледи. Приветствую и вас, мастер Дарий. Для меня было честью прибывать в одной темнице с храбрым отпрыском Ярия Готспира.
- Да, мой храбрый защитник, ваша жертва была не напрасна, добрые горожане помогли мне. Советом, неприметным одеянием, даже лошадьми, – ответила Анна, усевшись при помощи сына в изящное дамское седло.
- Мы не могли бы пожелать более достойного спутника сэр Брейвхед – крепко пожал руку рыцаря Дарий. Боюсь только, что нам придется разделить не только темницу, но и лошадь. У нас их всего две.
- Не беда, мой друг, для двух умелых наездников хватит и половины скакуна! – уверенно ответил Хорст. Выбрав самого рослого из охотников, он снял с безвольного тела плащ, шляпу и ножны с мечем.
- Позвольте сэр Брейвхед, но это же мародерство – занятие недостойное для рыцаря! – Возмущенно заметил Дарий.
- Вы ошибаетесь,- хитро усмехнулся Хорст, натягивая плащ, и нахлобучивая шляпу. – Взамен этим непритязательным отрепьям, я оставил господам инквизиторам свой парадный доспех и меч, меж тем куда лучший, нежели их зубочистки. Поедемте же!- лихо вскочил в седло рыцарь. Сбитый с толку Дарий устроился позади Хорста, и маленькая кавалькада двинулась к церковному приюту.

Проехав пару улиц в молчании, рыцарь задумчиво произнес:
- Любовь народа к вашему мужу велика, миледи Анна, горожане поднялись бы даже на мятеж, имей вы таковое желание.
- Я никогда бы не позволила себе втянуть народ в братоубийственную войну. Моя личная трагедия не может сравниться с благополучием народа. Ведь мятеж это сотни смертей, анархия, грабежи. Как бы сильно я не желала отомстить самодовольным творцам моего горя, как бы ни скорбела за мужем, я не пойду на предательство его идеалов. Надеюсь и вы, сэр Брейвхед не забыли то, чему учил вас командующий? – Резко обернулась дворянка.
- Нисколько миледи, я лишь констатировал степень уважения людей. Не поймите превратно. – Поклонился Хорст, подумав про себя: – Возможно, вы позабыли, миледи, но Сумония не всегда была имперским городом. И после того как любезный император отстроил стены, набил арсенал, отчего бы ей вновь не восстановить нейтралитет?
- Ответьте, сэр Брейвхед, продолжила Анна, вы ведь понимаете, к чему приведет ваше решение отправиться с нами?
- Прекрасно понимаю. Мое имя будет предано анафеме и вычеркнуто из списка рыцарей Империи. На мой род ляжет позорное пятно предательства. Каждый инквизитор, ассасин и командующий получит описание моих примет, как впрочем, и ваших. Нас будут травить не хуже чем зверя на императорской охоте. И скорее всего, убьют в бою, а возможно, предадут позорной казни.
- Вас это нимало не беспокоит? – язвительно поинтересовалась, Анна, покоробленная откровенностью и шутливым тоном собеседника. – Вы все еще можете вернуться в темницу, отделавшись небольшим пятном в послужном списке.
- Сие перестало быть возможным с момента вашего прихода, миледи. – Спокойно ответил рыцарь. - Останься я в камере, мне пришлось бы передать сведения о вас господам инквизиторам. А это несовместимо с моими понятиями о чести и верности. По сути вы сами не оставили мне выбора. Пусть и невольно. К тому же весь мой род на данный момент, это я сам.
- Но как же ваша верность Империи? Не это ли при выше иных ценностей? – забыв от удивления о приличиях, вмешался в разговор старших Дарий.
- Я верен Империи, молодой мастер. – Обернулся к юноше Хорст, и Дарию показалось, что в глазах рыцаря бегают точь-в-точь такие же веселые бесенята как и те что мелькали иногда во взгляде Ярия. – Я верен Империи… Империи с лицом вашего отца.
Несколько минут все молчали, а затем Анна не поворачивая головы, тихо произнесла короткое: «Спасибо…»
- Ничего не понимаю, - подумал Дарий. – Кажется, далеко не все в действительности происходит так, как предписывается в Имперских кодексах. Мир совсем не такой, каким я его себе представлял. Все очень запутанно, надеюсь, матушка знает, что делает.

Ровное пламя большой свечи наполняло келью уютным желтоватым светом. Настоятельница церковного приюта, сестра Филомия, утомленная нескончаемым потоком дневных забот, спала, сидя за столиком для письма. Уронив голову на незаконченный свиток, она грезила о новом дворике для послушников обители. Выбившиеся из-под капюшона рясы седые пряди рассыпались по пергаменту. Натруженные, узловатые пальцы привычно держали чернильницу и перо, будто не желая расставаться с работой, несмотря на поддавшееся дремоте сознание хозяйки.

- Всевышний, в великой милости своей, повелевал заботиться о лишенных отцовства, дабы из слабых произрастали сильные, из обиженных – благодарные, из отвергнутых – достойные… - еле слышно бормотала она, даже во сне отставая перед патриархом права сирот.
В дверь кельи постучали. Нервный стук разорвал путы сна и Филомия встрепенулась.
- Что там?
- Матушка настоятельница, у ворот обители слуга патриарха, требует доставленного намедни сироту, немедля.
- Это ты, сестра Милисса? – близоруко щурясь на свечу и заправляя волосы под клобук, переспросила Филомия.
- Я, матушка.
- Спустись в странноприимные покои, пробуди кормилицу. Пусть приуготовиться к пути. Дитя и сестер не тревожьте, негоже им о сем ведать.
- Все по слову твоему матушка, – отозвалась из-за двери служка.
- Никак не уймется во гневе своем Мафусаил, от веры великой сие, иль блудницу Виолету позабыть не сподобился? Ужель угодно Всевышнему, дабы младенцев невинных тиранили? – одергивая рясу и с неудовольствием глядя на расплывшуюся по пергаменту кляксу, размышляла настоятельница. Смирив боль в затекшем теле, она покинула келью. – Где в писании сказано, что потребно силой мирян к сану приводить? А коли и приведешь, будет ли служение то от сердца? Станет ли исцеление болящим в радость? Не велико дело в дочери грехи свои узреть, да карать нещадно, а будет ли что благое с того? – мысленно спорила со своим давним оппонентом Филомия, спускаясь по истертым ступеням в монастырский двор.

Увидев в дверях обители, вместо монахини с ребенком, саму настоятельницу, и не имея ни малейшего понятия о том, как принято у духовенства обращаться друг к другу, Хорст растерялся.
- Вечер добрый матушка. Возникло ли затруднение какое? Все ли ладно с ребенком?
Настоятельница неожиданно подняла взгляд и пристально уставилась ему прямо в глаза. Чувствуя как немеет, ставшее вдруг чужим тело, рыцарь попытался отступить, но не смог пошевелиться. Всегда верное, тренированное тело замерло, окончательно перестав слушаться.
- С ребенком то все ладно, самозванец, а вот с тобою есть затруднение, кто ты? – Чуть нараспев произнесла Филомия. Рука Хорста тут же сняла с него шляпу.
- Хорст Брейвхед. - строго произнесла настоятельница. – Записной сорванец, возжелал стать беглым преступником? Коли ты явился сюда за сыном Ярия Готспира, надо полагать и Анна где-то неподалеку?
- Да. – Сгорая от стыда, но, не имея сил сопротивляться, произнес рыцарь.
- Позови её сюда, и запомни, мало надеть одеяние слуги божьего, чтобы обмануть иных служителей его. Первое чему учат охотников, держать в узде разум свой. Ты же на подобное не способен, а потому избегай в дальнейшем богомерзкого притворства. Теперь же сгинь с глаз моих.
Чувствуя себя нашкодившим и справедливо за то побитым псом, Хорст на ватных ногах вернулся к спутникам.

- Моя попытка провалилась. Вы вольны казнить меня, миледи, но против магии я бессилен. Быть может нам следует немедленно покинуть город.
- Что произошло, а впрочем, не это важно, раз вы смогли вернуться, что она сказала?
- Она знает о вашем присутствии, и желает видеть вас. Но я прошу вас, не ходите, её магия лишает воли! Всего один её взгляд и вы, быть может, останетесь там навсегда!
- Не беспокойтесь доблестный сэр, я вернусь. Нет в мире магии, способной разорвать узы материнской любви. – Ответила взволнованному рыцарю Анна и, улыбнувшись про себя, пошла к вратам обители - Все же сэр Брейвхед пока еще более юноша, нежели муж, сколь это по детски, испугаться маленькой женской тайны - искусства гипноза, приняв за магию последнее средство обороны слабой женщины.

Подойдя к стоящей в дверях настоятельнице, Анна, протянула ей обе руки ладонями вверх, Филомия ответила на приветствие, пожав тонкие бледные пальцы бывшей воспитанницы.
"Она приветствует меня как одну из послушниц обители, а не как гостя, иначе протянула бы перстень для поцелуя. Возможно, мы договоримся!" – обрадовалась Анна. Вслух же произнесла:
- Мое почтение, матушка. Да не оставит вашу обитель благость Всевышнего!
- Входи, дитя неприкаянное, - строго ответила Филомия, пропуская Анну. – Вижу, ты сбилась с пути, и нуждаешься в наставлении.
- Ах, матушка вам знакомы все мои обстоятельства, к чему же теперь наставления, позвольте скорее увидеть сына!
- Умерь нетерпение свое, дозволю вам свидеться, раз уж ты пришла. Но сперва выслушай совет божеский. – Остановила Филомия, ринувшуюся к странноприимным покоям Анну.
- Простите матушка, теперь же внимаю вам, - с досадой, чувствуя, как утекают драгоценные мгновения короткой летней ночи, согласилась дворянка.
- Строптива ты стала стократ против прежнего, не на пользу пошла тебе суета мирская. Замри же, усмири гордыню, помолись. Отвори разум свой и узришь пекло, в кое сама идешь, и детей своих утащить вознамерилась! О чем помыслы твои? Забрать детей, бежать в чужедальние земли? На чью помощь уповаешь, веру во Всевышнего отвергая? Супротив силы Имперской идешь! Иль запамятовала ты судьбу матери? Оставь сие! Не по нраву и мне поступки патриарха, но не приумножай страдания, дерзости своей потакая! Покайся! Останься в обители, сыщется тебе келья да работа. Прожив жизнь скромную в награду узришь, как растут чада твои. Растут под сенью опеки божеской, а не средь плевел языческих. Ужель тебе того мало?
- Велика ваша мудрость, матушка, а доброта и того более. Только нет мне пути вспять. Не могу я друзей предать, в тяжкое время меня без помощи не оставивших. Осудят, казнят их за измену, а по правде за верность и честь. Уж и лошади готовы и путь открыт. Не ставьте же препон мне, отпустите с благословением, меня и сыновей моих. Ничего мне не надобно боле.
- Тверда ты в намерении своем?
- Тверда, матушка.
- Что ж, не стану препятствовать тебе, не стану слуг патриарховых за тобою направлять, но младенца невинного на смерть не обреку. Не проси. Останется он здесь, а после в монастырь или к магам определен будет. Теперь же иди к нему, прощайся. А после беги быстрее птиц поднебесных. Ибо велик гнев патриарха изольется тебе вослед, и не вымолишь ты у него прощения. По велению сердца, грех совершила я видно, благословение на брак тебе дав. За то нести мне кары страшные по смерти, а тебе и при жизни. – В выцветших глазах Филомии блеснула влага. - Что медлишь? Иди же!

Знакомой с детства мощеной дорожкой, пробежала Анна к странноприимным покоям. Монастырский чертог почивал во тьме и тиши, лишь в одном углу тихонько теплилась малая свеча. В слабом свете Анна разглядела две склонившиеся над колыбелью тени. Сердце тревожно встрепенулось, опрометью кинулась она к ребенку, борясь с желанием закричать, подняв на ноги обитель. Тени обернулись к ней и на сердце полегчало. Анна узнала заспанно моргающую, упитанную кормилицу и настороженно глядящую сестру Милиссу. Подойдя к простой деревянной колыбели, уготованной Арию судьбой, вместо роскоши дворянского ложа, Анна кивнула обеим.
- Оставьте нас, ненадолго. Я желаю попрощаться с сыном, – едва слышным шепотом произнесла она. Удивленные и растерянные женщины нерешительно потоптались на месте, но затем ставшая второй натурой привычка подчиняться аристократии взяла верх и они медленно вышли.
Анна склонилась над колыбелью. Маленький Арий, пока еще не ведающий о коварстве мира, мирно спал. Уютно посапывал крохотный носик, уже расправившееся после родов личико несло до боли знакомый матери отпечаток благородного покоя.
- Сколь велика твоя схожесть с отцом. Ты прекрасен мой малыш. – Дрожащие руки Анны коснулись колыбели. Люлька качнулась. И её маленький обитатель зачмокал, моментально утратив всю серьезность. – Силы Небесные, за что же нам это?! – Чувствуя, как горячая боль переполняет сердце, - прошептала Анна, - чу-чу-чу маленький, вон спят ангелочки, на лепном образочке и ты спи, чу-чу-чу принесу калачу … - сами собой шептали её губы, рассудок же безумным зверем метался в поисках выхода.
- Что делать? Я не могу оставить его здесь. Расстаться сейчас. Схватить ребенка и бежать? Да! Бежать…и будь, что будет… Руки тянуться к любимому комочку…
- Не вздумай! Сейчас же подыму тревогу! – лишает надежды тихий шепот настоятельницы за спиной.
- Но, матушка, это же мое дитя! Империи не хватит одного младенца? Отдав мужа, я должна лишиться и сына? Где же милость церкви света?
- Не милостью славиться вера наша, но справедливостью! Я дала тебе большее, нежели посмела бы просить для себя. Покинь обитель теперь же или останься здесь навсегда.
- Я ухожу, - подойдя к дверям покоев, с надрывом проговорила Анна, а после, обернувшись к Арию, так и не заметившему появление и уход матери, и с жаром поклялась: «Всех богов этого мира беру в свидетели, я вернусь за тобой, сын. Сколь бы дальней не случилась дорога!»

Тяжелым молчанием, проводила бунтарку Филомия, и лишь, когда серый плащ мелькнул в воротах обители, покрытая морщинами рука поднялась и мелко перекрестила бывшую воспитанницу на прощание.